Мотылек раскинул ноги, чтобы обхватить ими шар из своего молока.
«За это можно тысячи выручить, — подумал Айзек. — Даже миллионы гиней, если на дозы нарезать. Стоит ли удивляться, что всяк мечтает заполучить этих проклятых тварей…» И тут на виду у Айзека раскрылся живот мотылька. Оттуда появился длинный органический шприц, сужающийся, изгибающийся назад членистый отросток длиной с руку Айзека. У того рот скривился от омерзения и страха. Мотылек осторожно ткнул новоявленной конечностью в шар сырой дури, помедлил и до середины погрузил в липкую массу. Под распахнувшимися створками панциря виднелось мягкое подбрюшье, оно вздрагивало, сокращалось — по костяному шприцу в шар перекачивалось невидимое вещество.
Айзек понимал, что происходит на его глазах.
Шар — это запас пищи. Чтобы у голодных малышей была энергия. Вылезший из живота отросток — это яйцеклад.
Айзек опустился на корточки. Продышался, очищая легкие от смрада. Подозвал жестом Седраха.
— Здесь одна из этих проклятых тварей, и она откладывает яйца, так что нам нельзя медлить, — прошептал он.
Седрах зажал ладонью рот Айзеку. Держал, пока тот не притих. Повернулся кругом, как незадолго до этого делал Айзек, медленно встал и собственными глазами увидел чудовищную картину. Айзек сидел, прислоняясь спиной к кирпичам, ждал. Седрах снова опустился, он был мрачен.
— Так-так, — прошептал он. — Понятно. Что ж… Так ты говоришь, мотылек не может унюхать конструкцию?
— По всей вероятности, — кивнул Айзек.
— Хорошо, коли так. Конструкции неплохо запрограммированы. И устроены оригинально. Ты и правда считаешь, что они не подкачают в атаке, если мы их проинструктируем? Усложнение задачи не вызовет ступора?
Айзек снова кивнул.
— Тогда у нас есть план, — сказал Седрах.
Картина квазисмерти Барбайл еще не потускнела в памяти. Поэтому Айзеку не удавалось сдерживать дрожь. Он очень медленно полез в отверстие. Смотрел только в находящиеся перед глазами зеркала. В них подрагивала мерзкая фигура мотылька. На самом деле это дрожала голова Айзека.
Когда в комнате появился Айзек, мотылек вдруг перестал шевелиться. Айзек окаменел. Существо, помедлив, запрокинуло голову и пустило кверху трепещущий язык. Тревожно задвигались вправо-влево рудиментарные глазные стебельки. Айзек осторожно двинулся вдоль стены.
Мотылек закрутил головой — он явно чуял пришельца. «Похоже, утечка», — подумал Айзек. Какие-то капли его мыслей уходили из-под шлема, блазняще растворялись в эфире. Но запах мысли был чересчур слаб — не найти источника.
Пока Айзек крался вдоль стены, вслед за ним в комнату проник Седрах. Его появление тоже возбудило мотылька, но лишь самую малость.
Затем показались три «обезьяны». Четвертая осталась в лазе — прикрывать тыл. Мотылек повернулся к конструкциям, как будто видел их без глаз.
— Он вроде чует их физическую форму и движение, да и наши, — прошептал Айзек. — Но без ментального излучения ничего интересного для себя не видит. Так, шевелится что-то, как ветки на ветру.
Конструкции разделились, чтобы приблизиться к мотыльку с разных сторон. Они не спешили, и чудовище не пугалось. Лишь слегка тревожилось.
— Пошли и мы, — тихо сказал Седрах.
И они с Айзеком медленно потянули к себе металлизированные шланги, соединенные со шлемами.
По мере приближения открытых концов шлангов мотылек все сильнее волновался. Вот он заметался вправо-влево, вот отступил поближе к яйцам, вот просеменил вперед на нескольких ногах, страшно скрежеща зубами.
Айзек и Седрах переглянулись и начали молча считать. На «три» они втянули концы шлангов в комнату. Дружно размахнулись и хлестнули, закинули оплетенную металлом резину в угол, на пятнадцать футов.
Мотылек точно ополоумел. Он шипел, пищал и блеял в самой отвратительной тональности. Он вздыбился, увеличился, весь ощетинился шипами экзоскелета — воплощенная угроза.
Глядя в зеркала, Айзек и Седрах невольно восхищались — тварь была красива в своем уродстве. Она распахнула крылья и повернулась к тому углу, где свернулись в кольца шланги. Узоры менялись, пульсировали, бесцельно расточали гипнотическую энергию.
Айзек обмер. Мотылек, хищно пригнувшись, заковылял к открытым концам шлангов. Сначала — на четырех ногах, потом на шести, потом на двух.
Седрах поспешил толкнуть Айзека к шару сонной дури.
Они пошли вперед. Миновали перевозбужденного, голодного мотылька, едва не коснувшись его. Видели, как растут в зеркалах отражения самого совершенного оружия мира животных. Пройдя, бесшумно развернулись и направились к сонной дури, но так, чтобы видеть в зеркалах мотылька.
Тот прошел через шеренгу конструкций, хлеща усаженным шипами хвостом; одну повалил, даже не заметив.
Айзек с Седрахом осторожно продвигались, следя в зеркала за тем, чтобы концы отводящих ментальные эманации шлангов лежали на месте, служа приманкой для мотылька. Две «обезьяны» следовали за монстром на небольшой дистанции, третья приближалась к яйцам.
— Быстрей! — Седрах толкнул Айзека к полу. Айзек нашарил нож на поясе, потерял секунды на возню с застежкой. Наконец вытянул клинок из ножен. Поколебался еще несколько мгновений, а затем плавно окунул в вязкую массу.
Седрах внимательно смотрел в зеркала. Мотылек, за которым неотступно шагали конструкции, с абсурдной целеустремленностью набросился на концы шлангов.
Как только нож Айзека прошел сквозь защитную оболочку яйца, мотылек выпростал пальцы и язык в поисках врага, чей разум источал вкуснейшие эманации.