Айзек обнимал ее и плакал. Чувствовал кожей ее тонкие кости.
— Я бы раньше пришел, — простонал он жалко. — Пришел бы, но думал, что ты умерла.
Она чуть отстранилась, чтобы можно было жестикулировать.
«Ждала тебя, люблю тебя, — хаотически показала Лин. — Помоги мне, спаси, забери отсюда, он не даст мне умереть, пока…»
Только сейчас Айзек поднял взгляд на скульптуру, возвышавшуюся за спиной Лин, скульптуру, на которую в миг его появления она лила хеприйскую слюну. Невероятная, разноцветная, жуткая калейдоскопическая фигура. Образ будто по кошмарам собран; руки, ноги, глаза — в самых диких сочетаниях. Она была почти закончена, только на месте головы — гладкий каркас и провал там, где, вероятно, должно находиться плечо.
Айзек охнул и снова посмотрел на Лин. Лемюэль был прав: Попурри — циничный убийца, и любой другой пленник на месте Лин погиб бы. Но необычный талант Лин стимулировал его тщеславие, его чудовищное стремление к величию, его эгоцентрические грезы. И Лемюэль об этом не знал.
Попурри не хотел, чтобы изваяние осталось недоделанным.
Вошли Дерхан и Ягарек. Когда Дерхан увидела Лин, закричала, как только что — Айзек, подбежала и обняла обоих, плача и улыбаясь.
К ним робко приблизился Ягарек.
Шепотом Айзек вновь и вновь оправдывался, мол, думал, что ее уже нет, иначе обязательно поспешил бы на выручку.
«Заставлял меня работать и бил, и пытал, издевался», — вяло жестикулировала Лин — у нее не осталось сил на эмоции.
Ягарек хотел что-то сказать, но вдруг резко повернул голову. Из коридора явственно звучал топот бегущих ног.
Айзек застыл, удерживая в объятиях Лин. Дерхан отстранилась от них, вынула пистолеты и повернулась к двери. Ягарек прижался к стене в тени статуи, изготовив к бою свернутый кольцами кнут.
Дверь с треском распахнулась, ударилась о стену. Перед ними стоял Попурри. Виднелся он не отчетливо — уродливый силуэт на фоне покрашенной в черное стены коридора, целый куст разнообразных конечностей, ходячий лоскутный ковер из чужих органов. У Айзека даже челюсть отвисла, до того он был изумлен.
Глядя на это существо с козлиными, птичьими и собачьими ногами, с гроздьями щупальцев и шишек из мускульной ткани, с композитными костями и вывернутой наизнанку кожей, он понял, что Лин ничуть не фантазировала, а лепила статую с натуры.
Лин, увидев своего работодателя, обмякла от страха и воспоминаний о перенесенной боли. В Айзеке заклокотал гнев.
Попурри отступил на шаг и повернулся в ту сторону, откуда пришел.
— Охрана! — выкрикнул невидимым ртом. — Сейчас же сюда!.. — А затем недоброй скороговоркой: — Гримнебулин! Все-таки явился! Разве ты не получил мое письмо? Не придал особого значения, да? — И Попурри шагнул в слабо освещенную комнату.
Дерхан выстрелила с обеих рук. Пули пробили шкуру (частью — мех, частью — костяная броня). Попурри зашатался у самого порога на многочисленных ногах, заревел от боли. Но рев превратился в зловещий смех.
— Слишком много внутренних органов, шлюха ты бесполезная, — заявил он. — Меня очень трудно убить.
Дерхан в бешенстве сплюнула и бочком сместилась к стене. Айзек смотрел на Попурри, видел зубы, скрежещущие в нескольких ртах. Задрожал пол, это бежали по коридору вызванные охранники.
Вот они появились в дверном проеме позади Попурри, оружие на изготовку, ждут приказа. У Айзека засосало под ложечкой — не было лиц у этих людей. Черепа сплошь обтянуты кожей. «Переделанные», обморочно подумал он. Только для какой задачи? И тут он заметил у них сзади, за шлемами, зеркала.
У него брови полезли на лоб. Он сообразил, что видит не лица вовсе, а затылки. Головы повернуты на сто восемьдесят градусов, то есть эти люди идеально приспособлены для обращения с мотыльками.
У Попурри выпрямилась, указывая на Лин, конечность — уродливое членистое, усеянное присосками щупальце.
— Мерзкая сука! Давай, заканчивай работу, иначе — сама знаешь, что будет.
И тут Айзек с совершенно звериным ревом оттолкнул Лин в сторону. Из ее тела ударили струйки пряного пара — тревога, страх. Она пыталась удержать Айзека руками, умоляла остаться с нею, но он, охваченный бешенством и раскаянием, бросился к Попурри.
Ответом ему был нечленораздельный вопль — враг принял вызов.
Внезапно раздался грохот, в комнату брызнули тысячи осколков стекла. И потекла кровь, и зазвучали проклятия.
Айзек застыл посреди комнаты, Попурри — перед ним. Охранники засуетились, выкрикивая друг другу приказы. Айзек посмотрел вверх, в зеркала, находящиеся перед его глазами.
Позади него стоял последний мотылек — точно портрет в раме, в оконном переплете с оставшимися плоскими стеклянными зубьями. Стекло падало с его шкуры, подобно каплям вязкой жидкости. У Айзека душа ушла в пятки.
Мотылек был огромен и ужасен. Он стоял полусогнувшись рядом с пробитым окном, несколько чудовищных конечностей вцепились в половицы. Массивный, как горилла, невероятно сильный, он казался совершенно неуязвимым. Гипнотические крылья его были распахнуты, по ним бежали узоры — точно негативные изображения фейерверка.
Попурри увидел огромного зверя — и потерял разум. Россыпью немигающих глаз он смотрел на крылья. Позади него возбужденно шумели, размахивали оружием солдаты.
Ягарек и Дерхан стояли возле чудовища, спиной — к стене. Айзек видел их в зеркала. Оба от неожиданности опешили, но узоры им были не видны, поэтому они остались в сознании.
А между мотыльком и Айзеком распростерлась на досках и битом стекле Лин.