Дерхан ахнула, увидев, что Айзек завернул Лин в грязное, дырявое одеяло. Лин нервно хваталась за его края, жестами говорила всякую чушь. Заметив Дерхан, радостно дернулась.
— Пошли, — глухо, напряженно произнес Айзек.
— Ты о чем? — рассердилась Дерхан. — Что происходит, Айзек? Где Ягарек? Что на тебя нашло?
— Ди… — прошептал Айзек и взял ее за руки, и у нее закружилась голова, столь сильным было его волнение. — Я прошу тебя, идем. Яг до сих пор не вернулся. Я это ему оставил.
Он вынул из кармана записку и швырнул на пол.
Дерхан хотела что-то сказать, но Айзек замотал головой:
— Я не могу… не хочу… не буду больше работать для Яга. Ди… я расторгаю договор с ним. Я тебе все объясню потом, обязательно, но сейчас надо уйти. Ты была права, здесь нельзя оставаться. — Он махнул рукой на окно, за которым шумела вечерняя улица. — За нами гоняется правительство и главный гангстер континента… и Совет конструкций… — Он легонько встряхнул ее руки. — Пошли. Втроем… Надо убираться.
— Айзек, что случилось? — упрямо повторила она и тоже встряхнула его руки. — А ну, выкладывай.
Он отвел взгляд на секунду и снова посмотрел ей в глаза:
— У меня был гость…
Дерхан охнула, у нее округлились глаза. Но он медленно покачал головой, мол, это не то, о чем ты подумала.
— Нездешний, из Цимека. — Айзек закрыл глаза и сглотнул. — Я теперь знаю, что там совершил Ягарек. — Он помолчал; в течение паузы на лицо Дерхан вернулось холодное спокойствие. — И знаю, за что он наказан. Ди, нас здесь больше ничто не держит. Я тебе все объясню… клянусь, все! Но — по пути. Тут нам уже нечего делать.
Несколько дней им владела крайняя апатия. От тягостных раздумий отвлекала только кризисная математика да еще исступленная, изнурительная забота о Лин. И только сейчас он вдруг снова осознал, насколько опасно их положение. Оценил спокойствие и выдержку Дерхан. И понял, что надо уходить.
— Вот же черт… — тихо проговорила она. — Вы с ним считанные месяцы, но вы — друзья… Что, разве не так? Мы же не можем просто бросить его? — Дерхан посмотрела в глаза Айзеку и изменилась в лице. — Что, неужели… так плохо? Так плохо, что все остальное уже не считается?
Айзек смежил веки.
— Нет… да. Все не так просто. Я по пути расскажу. Не буду я ему помогать! Не буду, и все. Не могу, Ди, не могу! И видеть его не могу! Не хочу! Так что нечего нам здесь делать. Надо уходить.
«Нам и в самом деле надо уходить», — подумал он.
Дерхан спорила, но недолго и не горячо. Даже пока отговаривала его, уложила в небольшой мешок свою одежду, записную книжку. На оставленной Айзеком бумажке добавила от себя, не разворачивая ее: «Мы встретимся. Прости, что так неожиданно исчезли. Ты знаешь, как выбраться из города. Ты знаешь, что делать». Она помедлила, размышляя, стоит ли прощаться, а затем написала просто: «Дерхан». И положила бумажку на пол.
Накинула шаль, позволила черным волосам разлиться, точно нефть, по плечам. Шаль терла рубец на месте пропавшего уха. Дерхан выглянула в окно, за которым уже сгустился сумрак, отвернулась и бережно обняла одной рукой Лин, чтобы помочь ей идти.
Втроем они медленно спустились по лестнице.
— В Дымной излучине есть одна шайка, — сказала Дерхан. — Баржевики. Они нас на юг отвезут, вопросов задавать не будут.
— К черту! — буркнул Айзек, зыркая из-под капюшона.
Они стояли на улице, в том месте, где недавно повозка служила воротами игравшим в мяч детям. Теплый вечерний воздух полнился запахами. С параллельной улицы доносились обрывки громких споров и истерический хохот. Бакалейщики, домохозяйки, лудильщики, мелкие жулики болтали у перекрестков. Искрили лампы, питаемые сотней разных видов топлива и тока. Из-за матового стекла выплескивалось пламя самых разных цветов.
— Не годится, — пояснил Айзек. — Не надо нам в глубь материка. Давай к морю… в Паутинное дерево. Пошли в доки.
И они побрели на юг, затем на запад. Пробрались между Соленым репейником и холмом Мог; необычная троица всем бросалась в глаза. Высокий, грузный нищий со скрытым под капюшоном лицом, яркой внешности черноволосая женщина и закутанная в плащ калека с неуверенной, спазматической поступью, поддерживаемая и ведомая спутниками.
Каждая конструкция, минуя их, резко поворачивала голову. Айзек и Дерхан не поднимали глаз, если переговаривались, то шепотом и кратко. Только проходя под воздушными рельсами, поглядывали вверх, как будто их могли опознать с большой высоты милиционеры. С агрессивного вида мужчинами и женщинами, бездельничавшими у входов в здания, путники старались не встречаться взглядами. Часто ловили себя на том, что идут, затаив дыхание, — поэтому идти было тяжело. Мышцы дрожали от адреналина.
То и дело они оглядывались на ходу, стараясь все фиксировать, словно не глаза у них, а камеры. Айзек замечал лохмотья оперных афиш на стенах, витки колючей проволоки, обсаженный битым стеклом бетон, арки ветки, что отходила от Правой линии, пролегая над Сантером и Костяным городом, и тянулась к Паутинному дереву.
Он посмотрел на возвышавшиеся справа колоссальные Ребра и постарался в точности запомнить их очертания.
И с каждым шагом слабела душная хватка города.
Они уже чувствовали, как спадает его тяжесть. Просветлело в голове, отлегло от сердца.
Чуть ниже облаков за ними лениво плыло темное пятнышко. Когда их курс стал понятен, оно развернулось и сделало несколько головокружительных витков в воздухе. А потом, прекратив заниматься воздушной акробатикой, понеслось прочь, за черту города.